— Что? Вы все еще боитесь, что делаете ошибку? Она взглянула на него снизу вверх.
— Ты всегда был нашим лучшим пилотом, Дункан.
Эти слова не удивили Айдахо. Он шагнул вперед и быстро пошел по дороге, которой явился сюда. Аль-Фали двинулся рядом с Джессикой.
— Откуда вы узнали, что он прилетел на топтере?
— На нем нет защитного костюма.
Наиб удивился такой наблюдательности, но продолжил:
— Наши люди привезли его прямо от Стилгара. Их могли выследить.
— Вас видели, Дункан? — спросила Джессика идущего впереди Айдахо.
— Вы же не хуже меня знаете ответ, — сказал Дункан. — Мы летели ниже вершин дюн.
Они свернули в боковой проход, спустились по винтовой лестнице и оказались в расширении пещеры, ярко освещенном светильниками. У стены стоял орнитоптер. Стена оказалась фальшивой, за ней была Пустыня. Даже в этом бедном сиетче сумели позаботиться о надлежащей маскировке.
Айдахо открыл дверь экипажа и помог Джессике войти в кабину. Она села на правое сиденье. Когда Айдахо пробирался мимо на кресло пилота, она обратила внимание на прядь волос, закрывавших лоб ментата. Невольно ей вспомнилось, как именно из этой части головы Айдахо хлынула кровь в той достопамятной пещере много лет назад. Стальной оттенок искусственных глаз вернул ее к реальности. Что было, то прошло. Она застегнула ремень безопасности.
— Давно мы не летали с тобой, Дункан, — сказала она.
— Да, страшно подумать, сколько лет прошло с тех пор, — откликнулся Айдахо.
Аль-Фали и молодые фримены принялись отодвигать фальшивую стену.
— Ты думаешь, что я все еще сомневаюсь в тебе? — мягко спросила Джессика.
Айдахо занимался проверкой двигателя, включил импеллеры, взглянул на показания приборов. Нежная улыбка коснулась его сурового, жесткого лица и сразу исчезла, словно ее и не было.
— Я все еще Атрейдес, — сказала Джессика, — но Алия потеряла это право.
— Не бойтесь, — проскрипел он в ответ. — Я все еще служу Атрейдесам.
— Алия больше не Атрейдес, — повторила Джессика.
— Не надо мне об этом напоминать, — вдруг огрызнулся Айдахо. — Замолчите, сейчас мы взлетим.
Отчаяние в его голосе не вязалось с тем Айдахо, которого она помнила. Подавив новый приступ страха, Джессика все же спросила:
— Куда мы все же летим, Айдахо? Теперь ты можешь мне это сказать.
Однако в ответ Дункан лишь подал знак аль-Фали и тот, повернув рукоятку механизма, сдвинул в сторону скалу. В пещеру хлынул серебристый свет яркого дня. Орнитоптер рванулся вперед и вверх, заревели двигатели, дрожа от напряжения, машина поднялась в воздух, и Айдахо направил ее на юго-запад, к Сахайскому хребту, темневшему на фоне бескрайних песков.
Наконец Дункан заговорил:
— Не думайте обо мне плохо, моя госпожа, — сказал он.
— Я не думаю о тебе плохо с тех пор, как ты однажды явился в Большой Зал Арракина, напившись где-то пива с Пряностью и горланя непристойные песни, — сказала Джессика, однако его слова снова возбудили в ней подозрения, и она приготовилась защищаться, расслабившись и входя в состояние прана-бинду.
— Я очень хорошо помню тот вечер, — заговорил Айдахо. — Как я был тогда молод и… неопытен.
— Ты и тогда был лучшим оруженосцем в свите моего герцога.
— Не совсем, моя госпожа. Гурни оказывался лучшим в шести случаях из десяти, — он искоса взглянул на Джессику. — Кстати, где Гурни?
— Выполняет мое поручение. Дункан покачал головой.
— Ты хотя бы сам знаешь, куда мы летим? — спросила женщина.
— Да, моя госпожа.
— Тогда скажи мне.
— Хорошо. Я обещал, что подготовлю вполне правдоподобный заговор против Атрейдесов. Есть только один способ сделать это. — Он нажал кнопку на штурвале, и из кресла Джессики вылетели скобы, которые зафиксировали ее тело, превратив женщину в кокон. Теперь Джессика могла двигать лишь головой. — Я отвезу вас на Салуса Секундус, к Фарад'ну.
Не сознавая, что делает, Джессика попыталась вырваться из захватов, но почувствовала, что они сдавливают ее тело, когда она начинает вырываться, и распускаются, когда она расслабляется. Под защитной оболочкой угадывалась прочная шиговая проволока.
— Замок захватов отключен, — произнес Айдахо, не поворачивая головы. — Да, да, и не пробуйте на мне свой Голос. Те времена, когда он на меня действовал, давно прошли. Тлеилаксу меня научили, как бороться с этими штучками.
— Ты служишь Алие, — сказала Джессика, — а она…
— Не Алие, — возразил Айдахо. — Мы выполняем волю Проповедника. Он хочет, чтобы вы научили Фарад'на тому, чему когда-то научили… Пауля.
Джессика оцепенела в ледяном молчании, вспомнив слова Лето о том, что она скоро обретет интересного ученика. Собравшись с силами, она заговорила.
— Этот Проповедник — мой сын?
Голос Айдахо прозвучал глухо, словно издалека:
— Если бы я мог знать…
~ ~ ~
Вселенная здесь, она перед вами; единственно таким образом может федайкин рассматривать ее и оставаться при этом хозяином своих чувств. Вселенная не угрожает, но и не обещает. Она поддерживает порядок вещей, недоступный нашему воздействию: падение метеорита, цветение Пряности, старение и умирание. Это реальности вселенной и воспринимать их следует, невзирая на те чувства, которые мы при этом испытываем. Вы не можете словами справиться с этими реальностями. Они войдут к вам, не произнося слов, и тогда, только тогда вы поймете, что значит «жизнь и смерть», и понимание это наполнит вашу жизнь радостью.
— Нам пришлось все это задействовать, — сказала Венсиция, — и делается это только ради тебя.
Фарад'н ничего не ответил, продолжая неподвижно сидеть напротив матери в ее утренних покоях. Золотистые лучи солнца падали на принца сзади, отбрасывая его тень на пол, покрытый белым ковром. Свет, отраженный от противоположной стены, рисовал прозрачный нимб вокруг волос матери. Венсиция была одета в свое обычное белое платье, отделанное золотом, — напоминание о былом королевском величии. Сужающееся книзу лицо было напряжено, но сын понимал, что мать следит за каждым его движением. Фарад'н внезапно почувствовал пустоту в желудке. Странно, ведь он только что позавтракал.
— Ты не одобряешь наши действия? — спросила Венсиция.
— Что я могу одобрять или не одобрять? — спросил сын.
— Ну… то, что мы до сих пор скрывали это от тебя.
— Ах, это, — он изучающе посмотрел на мать, стараясь разобраться в том сложном положении, в котором он оказался. Но в голове билась только одна мысль — совсем недавно Фарад'н заметил, что Тиеканик перестал называть Венсицию «моя принцесса». Кстати, как он ее теперь называет? Королева-мать?
Почему я чувствую боль утраты? — подумал он. — Что я теряю? Ответ был очевиден: он теряет беззаботные дни, ту свободную игру ума, которая была столь мила его душе. Если удастся заговор, который сплела мать, то прежняя жизнь навсегда канет в прошлое. Все его внимание будет занимать новая ответственность, а это вызывало чувство неприятия. Как могут они позволять себе такие вольности, распоряжаясь его временем? Даже не посоветовавшись с ним самим!
— Выскажись, — приказала мать. — Я же чувствую, что что-то не так.
— Что, если план потерпит неудачу? — спросил он первое, что пришло ему в голову.
— Как он может потерпеть неудачу?
— Не знаю… Любой план может провалиться. Каким образом ты хочешь использовать в этом деле Айдахо?
— Айдахо? К чему этот интерес к… Ах да — тот мистик, которого привозил сюда Тиек, не посоветовавшись со мной. Он был неправ. Кажется мистик говорил об Айдахо, не так ли?
С ее стороны это была неуклюжая ложь, и Фарад'н удивленно уставился на мать. Она-то должна была знать о Проповеднике!
— Дело просто в том, что я никогда в жизни не видел гхола, — сказал он.
Она приняла эту игру.